ж вам сказал, чтоб грузовик сюда подогнали!
А заводить его потом как? У меня аккумулятор - ни к черту... Пусть грузовик на
холме остается, - сказал, подходя, благообразный мужчина почтенного возраста.
Ой, Василь Ильич, простите, это я не вам, - покраснела дама, - это я своим
дебилам... У них от ежедневных перегрузок все извилины уже давно спрямились...
Напрасно вы так, Зиночка, они же офицеры, к тому же летчики - цвет и гордость
российской нации!
Ну, коли эти бухари - цвет и гордость, то скоро всей нашей нации гайки-веники
настанут, - без тени улыбки сказала Зиночка. - Боже, если б вы, Василь Ильич,
только знали, как они мне все надоели. Нет, чтоб на пляже остаться, надо
обязательно припереться в самые пампасы... И так все время - вечно как
чего-нибудь выкинут - хоть стой, хоть падай... Вам-то что - вы к сыну
приехали, погостите месяц - и до свидания, а я же всю жизнь среди них
толкусь... Боже, Боже... Теперь вот лестницу веревочную придумали... Людей,
видите ли, на пляже много!.. Новых мест им захотелось... Они всё свое железо и
лодку надувную вниз спустят, а дальше - хоть трава не расти... А нам как тут
купаться ходить?! Вы представляете себе - каждый раз по веревке... Нам ведь
уже не по двадцать лет...
Но вы же - парашютистки, альпинистки, аквалангистки, и вообще - офицерские
жены!..
Василь Ильич!!!... Ну хоть вы!!! Я тот день проклинаю, когда за Петьку вышла!
Красавец ведь был! Курсант - косая сажень в плечах! И чуб - во какой! У нас
тогда в городке по нем почти все девки сохли...
Так он и сейчас - вона каков! - Василь Ильич кивнул в сторону рослого статного
мужчины лет сорока пяти, который легкой походкой спускался с холма, неся на
каждом плече по грузпоясу, а в руках по два акваланга - в общей сложности
около сотни килограммов груза. - Ишь, как вышагивает! Все - гляди - гнутся,
ногами шаркают, а твой - эх! Гусар! И шевелюра на месте - глянь густая какая!
Ежик, правда, вместо чуба, но это - детали...
Конечно, ему чего сделается? Он если не летает, так целый день на тренажерах
сидит. А у плиты - кто? День на работе с цифирью маешься, а вечером - вахта...
Хоть бы машину стиральную купил. Так нет, он всю наличность в этот чертов джип
ухнул. Как будто на нормальной машине ездить нельзя... Я за двадцать лет во
что превратилась? - в ее голосе зазвучала тоскливая безнадежность.
Ну что вы, Зиночка, вы еще женщина - что надо, в самом соку... - засуетился
Василь Ильич.
Да бросьте вы, что у меня в доме, зеркала что ли нет? - тихо проговорила она,
и на глазах ее выступили слезы.
В это время подошел Петр. Аккуратно поставив на землю все четыре акваланга, он
открыл дверцу “Опеля” и щелкнул магнитофоном.
“Show must go on...” - послышалось из машины.
Петр потянулся внутрь, что-то там взял и, прикуривая от зажигалки “Zippo”
длинную коричневую сигарету, подошел к Зиночке:
Ну как место? Класс, а? - с восхищением произнес он, орлиным взором окинув
бухту. - Молодец, Жорка! И когда это он только успел все разведать? Здорово,
мужики, как дела?
Последняя фраза была обращена к нам.
Нормально, - ответил Мастер Чу.
Нет, Зин, ну правда, ну ведь класс, признайся?.. А? - Петр снова обратился к
жене.
Лопух ты, Петька! - ответила она.
Ну почему - лопух, сразу прямо - лопух!.. Тебе тоже размяться полезно...
Помнишь, какая у тебя талия была?
Ой, хоть ты на мозги не капай... Размяться... Скажешь тоже. Тут шею свернуть -
раз плюнуть...
Так у тебя ж разряд по скалам!.. И мастер - по парашюту...
Сто лет назад было... Уже не помню...
Ну ладно, не сердись, как-нибудь разберемся. А воздух тут какой удивительный -
совсем другой какой-то, ей-Богу! В северных бухтах такого не бывает...
Ой, Петька, Петька, неисправимый вы народ - мужики... Но все равно я тебя
люблю, ты же знаешь... И никуда от этого не деться... Ладно, покурил - и
будет, иди, вон без тебя вся разгрузка замерла.
Петр бросил под ноги окурок, автоматическим движением наступил на него и
направился к грузовику за новой порцией груза.
Мастер Чу подошел к каменному кругу, встал на его середину и ногой откатил в
сторону один из камней. Повернувшись ко мне, он махнул рукой, и в мгновенной
вспышке охватившего все текучего сияния я увидел, что подвешенного к небу колеса
со световыми лучами вместо спиц больше не существует.
Вот так, - сказал он. - Надувная ракушка - как развернул, так и свернул...
Идем на ту сторону балки - палатку поставим. И веревку нашу забери - тоже на
той стороне сбросим.
Ты что, в палатке спать собираешься? - удивленно поинтересовался я.
Да нет, просто пришло время и здесь обозначать свою территорию... Что
поделаешь, экспансия упорядоченного осознания, гори она синим пламенем...
Десять лет назад даже в северных бухтах пусто было, а теперь и сюда волна
докатилась...
Так сам ведь говорил: конкуренция - закон эволюции...
Да, ничего не поделаешь...
Но эти - еще более-менее - мирные... - без особой, впрочем, уверенности
произнес я. - И экспансию осуществляют, я бы даже сказал, ненавязчиво...
Да уж, как же... Лагерь сейчас разобьют, “картофана” с тушенкой “забульбенят”,
и начнется... Часов до четырех утра будет совсем весело, потом до пяти они
будут укладываться, а в семь кому-то уже захочется опохмелиться. Из тех, кто
отвалится еще до полуночи... И он начнет греть закусь... На паяльной лампе...
Слыхал когда-нибудь? - гудит не хуже, чем СУ.
Ну, и что мы будем делать? - спросил я.
Выдержку тренировать - другого выхода нет, - ответил он.
А куда-нибудь уйти?
Нет. В этой бухте все начиналось и здесь же должно закончиться. Уйти мы уже не
можем...
Закончиться? Что ты имеешь в виду? - с некоторой обеспокоенностью спросил я.
Да так, ничего особенного, - глядя вдаль, безразличным голосом ответил он.
Как показали дальнейшие события, Мастер Чу был абсолютно прав. Благо, вечером с
нашей стороны в сторону лагеря летчиков подул ветер, который не прекращался всю
ночь, и приглушенные звуки офицерского “новоселья” не помешали нам как следует
выспаться.
РЕЖИМ “НАБЛЮДАЕМОЙ ТРЕНИРОВКИ”
Наутро меня разбудил тихий голос Мастера Чу:
Эй, вставай...
Пирамида