поваренные книги. Мы не хотим знать, почему это есть шоколадное пирожное; мы
хотим знать, что в него положить, чтобы оно правильно получилось. Знание одного
рецепта не означает, что нет множества других способов его приготовить. Мы хотим
знать, как шаг за шагом прийти от ингредиентов к шоколадному пирожному. Еще мы
хотим знать, как взять шоколадное пирожное и дойти обратно до ингредиентов,
когда кто-то не хочет, чтобы у нас был рецепт.
Такого рода дробление информации — задача специалиста по информатике. Самая
интересная информация, какую вы можете получить, это знание о субъективности
другого человеческого существа. Если некто умеет делать нечто, то мы хотим
промоделировать это поведение — и наши модели будут моделями субъективного
опыта. «Что она делает внутри своей головы такого, чему я могу научиться?» Я не
могу мгновенно заполучить годы ее опыта и обретенное в результате мастерство, но
я могу быстро получить некую ценнейшую информацию о структуре того, что она
делает.
Когда я впервые начал моделировать, казалось логичным выяснить, что уже известно
психологии о том, как люди думают. Но, заглянув в психологию, я открыл, что эта
область состоит преимущественно из огромного количества описаний того, как
дисгармоничны люди. Было несколько смутных описаний того, что значит быть
«цельной личностью», или «актуализированной», или «интегрированной» — но в
основном там были описания различных типов человеческой дисгармоничности.
Нынешний «Диагностический и Статистический Справочник III», применяемый
психиатрами и психологами, содержит более 450 страниц описаний того, как люди
могут быть дисгармоничны, — но ни единой страницы, описывающей здоровье.
Шизофрения — очень престижный способ быть дисгармоничным; кататония — очень
спокойный способ. Хотя истерический паралич был очень популярен во время первой
мировой войны, сейчас он не в моде; его только случайно можно обнаружить у очень
малообразованных иммигрантов, которые не идут в ногу со временем. Вы
счастливчик, если можете найти его сейчас. За последние семь лет я видел лишь
пять случаев — и два из них я сделал сам с помощью гипноза. В настоящий момент
«пограничное состояние» — очень популярный способ быть дисгармоничным. Это
значит, что вы недостаточно псих, но также и недостаточно нормальны — как будто
не каждый таков! Раньше, в пятидесятых, после «Трех лиц Евы», у множественных
личностей их всегда было три. Но с тех пор, как прошла «Сибилла», у которой было
семнадцать личностей, мы видим больше множественных — и у всех больше трех.
Если вы думаете, что я придираюсь к психологам, — то ли еще будет. Видите ли, мы
все в сфере компьютерного программирования такие сдвинутые, что можем
привязаться к кому угодно. Любой, кто посидит перед компьютером двадцать четыре
часа в сутки, пытаясь свести опыт к нулям и единицам, столь далек от мира
нормальных человеческих переживаний, что я могу говорить о ком-то «псих» — и это
цветочки.
Давным-давно я решил, что, поскольку я не смог найти никого столь же сдвинутого,
сколь я сам, люди не должны быть на самом деле дисгармоничны. Что я заметил с
тех пор — так это, что люди превосходно устроены. Мне может не нравиться то, что
они делают, или им это может не нравиться — но они способны проделывать это
систематически, снова и снова. Они не дисгармоничны; они просто делают нечто
отличное от того, что нам — или им — хочется, чтобы происходило.
Если вы создаете действительно живые образы в своем мозгу — особенно если вы
можете создавать их вовне - вы можете научиться быть гражданским инженером или
психотиком. Один зарабатывает больше, чем другой, но ему не так интересно. В
том, что делают люди, есть структура; и если вы можете уяснить эту структуру, то
можете понять, как ее изменить. Можно еще подумать о контекстах, в которых
замечательно было бы иметь эту структуру. Подумайте об оттягивании со дня на
день. Что если бы вы использовали этот навык, чтобы отложить на потом неприятное
переживание, когда вас кто-то оскорбляет? «О, я знаю, что должен сейчас плохо
себя почувствовать; сделаю это позже». Что если бы вы оттянули акт поедания
шоколадного пирожного и мороженого навечно — у вас просто руки так и не дошли до
них.
Однако большинство людей так не думают. Подлежащая основа большей части
психологии — это:«В чем проблема?» После того как психолог нашел проблеме
название, он хочет узнать, когда вы сломались и что вас сломало. Тогда он
думает, что знает, почему вы сломаны.
Если вы предположите, что некто сломан, то следующая задача — выяснить, можно ли
его починить. Психологов никогда особо не интересовало, как вы сломались или как
вы продолжаете поддерживать состояние сломанности.
Другая трудность с большей частью психологии состоит в том, что она изучает
сломанных людей, чтобы понять, как их починить. Это похоже на исследование всех
машин на свалке с целью понять, как заставить машины лучше ездить. Если вы
изучите кучу шизофреников, вы можете узнать, как получается действительно
хорошая шизофрения, — но вы не узнаете о том, чего у них не получается.
Обучая персонал психиатрической больницы, я предложил, чтобы они изучали своих
шизофреников лишь столько времени, сколько нужно, чтобы понять, чего те не в
состоянии делать. После этого они должны изучить нормальных людей, чтобы понять,
как последние делают эти вещи, — так чтобы суметь научить этому шизофреников.
Например, у одной женщины была следующая проблема: если она что-нибудь себе
придумывала, то несколькими минутами позже не могла отличить этого от
воспоминания о чем-то, происшедшем в действительности. Когда она видела
внутреннюю картину, у нее не было способа различить, было ли это нечто
действительно ею виденное — или же то, что она вообразила. Это сбивало ее с
толку и пугало сильнее любого фильма ужасов. Я предложил ей, придумывая картины,
обводить их черной рамкой — чтобы, когда она потом их вспомнит, они отличались
бы от других. Она попробовала, и это прекрасно сработало — за исключением тех
картин, что она придумала до того, как я дал ей совет. Однако это было хорошее
начало. Как только я сказал ей, что именно сделать, — она смогла сделать это
идеально. И тем не менее история ее болезни была дюймов в шесть толщиной и
содержала двенадцать лет психологического анализа и описаний того, как она
дисгармонична. Они искали «глубокий скрытый внутренний смысл». Они слишком долго
изучали поэзию и литературу. Изменение — штука куда более простая, если вы
знаете, что делать.
Большинство психологов думают, что общаться с сумасшедшими трудно. Это отчасти
верно, но отчасти это еще и результат того, что они с сумасшедшими делают. Если
некто ведет себя немного странно — его удаляют с воли, накачивают
транквилизаторами и помещают в закрытые бараки вместе с еще тридцатью другими.
За ним наблюдают 72 часа и говорят:«Черт! Он странно себя ведет». Ну, уж из нас-
то никто, конечно, не повел бы себя странно.
Сколькие из вас прочли статью «Нормальные люди в безумных местах»? Социолог
предложил группе здоровых, счастливых, готовых к выпуску студентов поступить в
психиатрические больницы — ради эксперимента. У всех были диагностированы
серьезные проблемы. Большинство из них выбиралось обратно с колоссальными
трудностями, поскольку персонал считал, что желание выбраться было проявлением
их болезни. И вы говорите о «Ловушке-22»! Пациенты сознавали, что эти студенты
Пирамида